Фанфикс.ру rain_dog - Летучий корабль

Все мысли, кажется, оставили меня — я верчу в руках небольшой, покрытый едва заметным пушком персик, он кажется мне прозрачным, будто бы светится изнутри, и его сок бежит по моим губам и пальцам — в нем сладость уходящего лета.

И когда пират возвращается и садится рядом со мной, мне становится неудобно, что я, как ребенок, развалился на кушетке и перемазался липким фруктовым соком. Я пытаюсь чуть подвинуться, но он кладет ладонь на мои колени.

- Не надо, полежи так, — говорит он совсем тихо.

А потом забирает у меня этот несчастный надкушенный персик и касается губами моих перепачканных пальцев, проводит языком по ладони, собирая с них фруктовую сладость. И я, не отрываясь, смотрю в его глаза — в них сейчас нет ни голода, ни той неукротимой страсти, что порой пугает меня. Только ровный согревающий огонь, жар, мгновенно окутывающий мое тело. А он вбирает мои пальцы глубоко в рот, и я совершенно заворожен теплом, мягкостью и в то же время столь ясным смыслом его ласки. Мне кажется, в комнате так тихо… Глаза пирата глядят прямо на меня, он чуть прищуривается, опять улыбается, наклоняется ко мне.

- Северус, — успеваю прошептать я, сам не знаю, что собирался ему сказать.

А он уже целует меня, вишня на его губах, горьковатый привкус сигары. И вот уже я тянусь к нему, чтобы как можно глубже вобрать в себя эту горечь.

- Ты весь соком перемазался, — шепчет он, слизывая фруктовые дорожки с моих губ и подбородка.

А потом тянется к моей футболке, я ощущаю, как его рука медленно движется вверх по животу, груди. И я сам снимаю ее, а он не отрывает от меня глаз, будто все никак не может насмотреться. Мне жарко под его взглядом, мне кажется, моя кожа горит под его ладонями, и я непроизвольно провожу кончикам языка по губам, даже не понимая, насколько это провоцирующий жест. И тут же ощущаю, как он касается мгновенно затвердевших сосков на груди, чуть надавливая на них, а потом приникает губами к одному из них. Дразнит меня, играет с темной, ставшей сейчас такой болезненной горошиной, потом отрывается на пару секунд, чтобы немедленно заняться и второй. Я задыхаюсь, я не верю, что это я…

А потом, когда я лишаюсь и остальной одежды, я понимаю, что палочка ему действительно не очень нужна. Беспалочковая магия… волшебный мир бы умер от зависти… А если бы он еще и знал, для чего она лорду Довиллю…

Он поднимает голову, берет мою руку и направляет ее вниз, так, чтобы я сам коснулся себя. Я мгновенно краснею и даже пытаюсь протестовать:

- Северус, я не могу так…

- Я тебе помогу, — шепчет он мне, склонившись к моим губам, и накрывает мою ладонь своей. — Никогда не занимался этим в душе?

- Я там обычно моюсь, — успеваю выпалить я, но моему многословию быстро приходит конец, потому что он вновь целует меня, не давая говорить, а наши соединенные руки двигаются так безукоризненно правильно, что я забываю о том, что меня только что так смущало.

А он отрывается от моих губ, его поцелуи спускаются ниже, к ключицам, щекочут волоски на груди, животе. Его пальцы запутываются в завитках волос в паху, он обводит языком вокруг головки, а губы уже охватывают мой член, позволяя мне погрузиться во влажное тепло его рта. Пират чуть поднимает голову, чтобы встретить мой испуганный восторженный взгляд. И тут же я чувствую, как его пальцы проникают внутрь меня, очень бережно, я почти не ощущаю вторжения, только разливающееся внутри наслаждение. И продолжаю ласкать себя, уже не стесняясь того, что делаю это на его глазах, впрочем, не думаю, что сейчас это имеет хоть какое-нибудь значение. По моему телу словно прокатываются одна за одной горячие волны, я выгибаюсь навстречу его пальцам, его жадному рту, а он чуть отстраняется, продолжая мучить меня, словно любуясь, как я с каждой секундой все ближе к тому моменту, когда мир взорвется для меня сокрушительным счастьем. Его пальцы внутри меня, сплетенные руки — моя и его, его губы на моем члене… Я больше не понимаю, где кончается мое тело и начинается его, меня словно втягивает в обжигающую стремительно закручивающуюся воронку горячего обжигающего ветра. И когда ураган выбрасывает меня, задыхающегося и обессиленного, обратно на кушетку в погруженной в полумрак гостиной, пиратский капитан переворачивает мое почти бездыханное тело на живот, чтобы ворваться в меня. А меня все еще будто качают волны, только теперь они не такие яростные, прилив стихает, и от его толчков внутри меня я будто расслабляюсь, все больше открываясь ему. Он прижимает меня лицом к подушке, исступленно целуя в затылок, в шею, чуть прикусывая кожу на плече. Почти рычит, замирая на секунду, чтобы потом, с последним яростным движением излиться в меня и почти упасть на мое распластанное под ним тело. И несколько секунд тихо-тихо, я слышу только его срывающееся дыхание. И я сам не понимаю, почему мне так хорошо и спокойно, я лежу, широко раскинув ноги, и не желаю лишаться тяжелого тепла его тела, словно защищающего меня от мира, главная угроза в котором — он сам.

- Подожди, останься так, — говорю я

- Тебе же так неудобно, — он продолжает целовать мне плечи и шею, но старается опереться на руки, чтобы совсем не вдавить меня в кушетку.

А потом ложится рядом со мной, прижимая меня к себе, как делает это всегда. И даже призывает плед, видя, что я пригрелся и уже почти проваливаюсь в сон. Мы так и засыпаем здесь внизу, чтобы потом, кажется, уже под утро перебраться в спальню. И я еще не слышу, как тикают незримые часы, гулко отсчитывая отпущенное нам время… Десять дней, нет, неправда, он опять солгал мне… Ведь весь дальнейший маршрут уже был точно расчислен и выверен. В тот миг их оставалось восемь…

Но, если честно, я отдал бы все, чтобы вернуть то, что у меня было тогда. Только вот беда в том, что, кажется, мне больше нечего отдавать.

Источник вдохновения (хотя клип совершенно не слэшовый…): http://www.youtube.com/watch?v=smiFk6KHr_8

Те дни… наверное, они были похожи друг на друга, но сейчас я нанизываю их один за другим, словно бусины на тонкую леску, и готов перебирать бесконечно. Нет, словно жемчужины…такие гладкие, почти одинаковые на вид, но каждая наполнена своим собственным, заключенным в хрупкую сферу, светом.

Как-то, наверное, на четвертый или третий день наших островных каникул, Северус спускается на пристань, и я с удивлением вижу красный платок с большим узлом у него на голове — так обычно рисуют пиратов в книжках. Он улыбается, подмигивает мне, видя мое изумление — самое странное, что этот безумный платок ему невероятно подходит. И серьга в ухе — ночью он всегда снимает ее, ему почему-то кажется, что он может меня поранить.

- Никогда тебя таким не видел, — наконец ошеломленно говорю я.

- Видел бы, если бы ходил со мной в рейды, — он отвязывает канат, удерживающий катер у берега, а сам кивает мне на место у руля, на свое место.

А я, вместо того, чтобы привычно насупиться при упоминании пиратской темы, вдруг представляю себе, как мы ходили бы с ним в рейды, а потом запирались бы в его каюте и…

- Ну да, — мне невероятно смешно даже думать об этом, — а потом бы выгнали Малфоя из господского дома…

- Откуда? — он удивленно поднимает бровь, он же вряд ли знает, как мы прозвали их с Малфоем жилище.

- Из господского дома. Ты что, не слышал никогда?

- Не приходилось.

Ну, разумеется, посмел бы кто-нибудь сказать при нем такое на острове! Пират тем временем занимает место в носовой части катера, перед ветровым стеклом, вытягивает длинные загорелые ноги и небрежно командует мне:

- Заводи уже давай. Поехали! — а потом усмехается, — подумать только, господский дом…

- Не боишься доверять мне катер?

- Ну, если мы врежемся в скалы, буду утешаться тем, что разобьюсь первым.

И я впервые сам завожу мотор и вывожу катер из бухты.

Пещеры, галечные и песчаные пляжи, острова, иногда всего несколько шагов в длину и ширину, где нет никого кроме нас с ним и чаек. И так как чайки явно в большинстве, они косятся на нас янтарными глазами с некоторым подозрением, но, видя кусочки хлеба у нас в руках, подходят совсем близко, чуть склоняя голову набок, неуловимо напоминая этим птичьим жестом стоящего рядом со мной пиратского капитана.

И еще в этих днях очень много желания, страсти, секса — я так и не решусь назвать то, что происходит между мной и Северусом, тем простым и емким словом, которое само собой приходит ко мне уже в Лондоне, когда я не знаю, куда мне деваться от ненависти и презрения к этому человеку, но бьюсь, словно в тесной клетке, только от одного — от любви к нему, для которой в моей жизни уже не может быть места. Но тогда, на Кесе, я даже не могу представить себе той тоски, что будет пить мою душу и склевывать печень, прилетая каждый день, нет, конечно же, только ночью, в точно назначенный час. И тогда я, вначале неохотно, а потом все чаще и чаще стану доставать из своих тайников те самые жемчужины, любоваться на них, перекатывая в ладони. И сегодня они со мной, словно четки…